«Дворянское гнездо»
«и душу его охватило то чувство, которому нет равного и в сладости и в горести, - чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал».
«Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо». И.С. Тургенев, «Дворянское гнездо»
Я сажусь писать об этом романе
Ивана Сергеевича Тургенева с радостью, так как (хочется сказать «ибо») всегда приятно говорить о том, что очень понравилось.
Как правило, мне везёт: все книги, которые я читаю – хорошие – в большей или меньшей степени. Но есть особенные. Особенно прекрасные, идущие в унисон с моими мыслями и ощущениями. Я стала замечать, что в последнее время с особым удовольствием читаю именно русскую классику. Конечно, мне нравятся и произведения зарубежных классиков, у меня есть любимые из «не наших» писателей, но русской классикой я именно наслаждаюсь. Может быть, дело в том, что я почти никогда не читаю зарубежную литературу в оригинале. А может быть, мне просто нравится ощущать причастность к своей Родине через литературу. Так или иначе, Тургеневым (ведь сейчас мы говорим о нем) я не могу не восхищаться.
Во-первых, прекрасный слог. «Дворянским гнездом» я наслаждалась по всем направлениям: стилистикой, сюжетом, силой чувств… Я была наполнена этим произведением, казалось, что в жилах, наравне с остальным, текут и тургеневские обороты.
Во-вторых, психологизм повествования: хватает одной детали, чтобы перед нами предстал характер героя во всей его полноте. Так, автор говорит о женихе Лизы – Паншине: «Паншин разбудил своего кучера, толкнув его концом палки в шею». Паншин предстает перед нами во всей его наготе и со всем его презрением к «мужику». И у нас создается соответствующее представление об этом герое. Или вот ещё: между Лизой и Лаврецким ещё не было объяснения, но между ними уже было предчувствие любви, а когда любишь, кажется прекрасным всё: не только любимый человек, но и природа, все окружающие вещи… И.С. Тургенев так описывает это состояние Лаврецкого:
«Обаянье летней ночи охватило его; всё вокруг казалось так неожиданно странно и в то же время так давно и так сладко знакомо; вблизи и вдали, - а далеко было видно, хотя глаз многого не понимал из того, что видел, - всё покоилось; молодая расцветающая жизнь сказывалась в самом этом покое. Лошадь Лаврецкого бодро шла, мерно раскачиваясь направо и налево; большая черная тень её шла с ней рядом; было что-то таинственно приятное в топоте её копыт, что-то веселое и чудное в гремящем крике перепелов. Звезды исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольную струею в грудь. Лаврецкий наслаждался и радовался своему наслаждению».
Или, например, автор рассказывает, как один эпизод, что-то случившееся может наполнить более глубоким и более понятным смыслом отношение к человеку. Паншин и Лаврецкий спорили, Лиза внимательно слушала, была на стороне Лаврецкого, последний и Лиза «оба они поняли, что тесно сошлись в этот вечер, поняли, что любят и не любят одно и то же». Так маленький случай становится большим и важным, порой отправной точкой в начале отношений.
Бывают редкие моменты (у кого-то, может быть, частые), когда острее чувствуешь слияние с природой, становится легко и радостно на сердце, а между тем, ничего особенного не произошло, ты просто поймал этот момент, это ощущение. И.С. Тургенев говорит об этом, рассказывая об ощущениях Лаврецкого, вернувшегося на Родину: «
И он снова принимается прислушиваться к тишине, ничего не ожидая – и в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то; тишина обнимает его со всех сторон, солнце катится тихо по спокойному синему небу, и облака тихо плывут по нем; кажется, они знают, куда и зачем они плывут. В то самое время в других местах на земле кипела, торопилась, грохотала жизнь; здесь та же жизнь текла неслышно, как вода по болотным травам; и до самого вечера Лаврецкий не мог оторваться от созерцания этой уходящей, утекающей жизни; скорбь о прошедшем таяла в его душе, как весенний снег, и – странное дело! – никогда не было в нем так глубоко и сильно чувство родины».
И.С. Тургенев назвал свой роман «Дворянское гнездо». Потихоньку уходят в мир иной обитатели гнезда, но на смену приходят другие люди, новое поколение, и дом живет, гнездо на месте. Скончалась Марья Дмитриевна, Марфа Тимофеевна, «не стало и Настасьи Карповны», дом изменился, но многое осталось по-прежнему.
«Обои в обеих комнатах были другие, но мебель уцелела; Лаврецкий узнал фортепиано; даже пяльцы у окна стояли те же, в том же положении – и чуть ли не с тем же неоконченным шитьем, как восемь лет тому назад». Какое это незабываемое чувство: вернуться в тот дом, где вырос, где сами стены помнят тебя шаловливым ребенком. Почти физически ощутить сопричастность к прошлому. Так бывает, когда увидишь любимую книгу и вспомнишь, как её читала мама… Посмотришь на дорогие сердцу картинки и узнаешь их, вспомнишь, как любил их разглядывать тогда, когда ещё не умел читать… В такие моменты понимаешь, что связь с прошлым никогда не теряется. Она тонкой ниточкой тянется вслед за человеком, пока жив он и его воспоминания…