Мама-умница
|
Время шесть вечера, меня спускают в родовую. В этот момент я думала о том, что скоро увижу Ваню, очень радовала меня эта мысль. Но вместо этого меня сначала привели в смотровую, где, посмотрев меня, врач-женщина сказала, что раскрытия нет, а есть какой-то канал. Что это такое я не знаю до сих пор. Только я вышла в коридор, намереваясь идти в родовую и ждать там Ваню, пришел мужчина врач, спросил кто я, как давно у меня такие схватки. После моих ответов он велел снова забираться на кресло. Посмотрев меня, он почему-то начал ругаться, что раскрытия никакого нет и что я вообще зря приехала и мужу зря позвонила. Кстати, смотрел он меня, подождав, когда пройдет схватка. Сказал, что может дать снотворное, от которого я усну и завтра по плану пойду рожать, а за ночь шейка раскроется еще. Я категорически отказалась. Тогда он вскрыл мне пузырь, потекли воды, они были горячие. Врач сказал, что воды светлые. Я обрадовалась.
После этого мне дали пеленку, которую надо было держать между ног, и так отправили в родовую. Почти сразу пришел Ваня, и почти сразу схватки стали сильнее и чаще. Я дышала, почему-то текли слезы. Сделали КТГ – хорошее. Пришел все тот врач, посмотрел еще раз, сказал, что если не начну раскрываться до 9 вечера, то отправят спать. Девять вечера пришли как-то очень быстро. Раскрытия почти не было, а схватки были хоршие. Решили ждать еще час и поставили окситоцин в капельнице, огромный бутыль, а еще новокаин через катетер. Сделали КТГ – хорошее. Схватки ну очень существенные, я дышала уже свечкой. Час прошел. Раскрытия почти никакого. Нам предложили кесарево, начали убеждать, но мы отказались. Решили, что если состояние малышки начнет ухудшаться, то согласимся. В глазах уже все плыло, я даже думала, что не вынесу больше и надо бы согласиться. Но Ваня вернул меня на грешную землю и сказал: «Дыши!» И я дышала. Подписала бумагу. С этого момента мне начали постоянно делать КТГ, слушать сердцебиение. Схватки усилились еще. Вид из окна родовой я запомню надолго… Когда мы пришли было светло, потом стало темно, а когда меня увозили, то снова было светло.
Приходили разные врачи, проверяли меня и состояние Василины, раскрытие двигалось очень медленно, а состояние малышки было стабильным. Я дышала, стараясь дышать так, чтобы каждая частица кислорода дошла до нее. Времени я не знала, я жила только промежутками между схватками. В эти моменты я еще могла говорить и даже улыбаться. Потом схватки стали очень частыми и говорить даже в перерывах я не могла. Было такое ощущение, что сознание меня покидало. И вот меня начало тужить. Пришла врач и сказала, что тужиться нельзя, т.к. раскрытие неполное. Я дышала собачкой. Через некотрое время сдерживать потуги стало сложнее. После очередного осмотра мне сообщили, что раскрытие полное, но голова еще высоко и тужиться нельзя все равно. Я дышала собачкой. Дышала, дышала. В глазах начало двоиться, слышать я стала тоже плохо. В перерывах, даже в минуту, – спала. Иногда перерывов не было, и тогда я только успевала сказать что-нибудь в роде: «О, Господи!» Как хорошо, что Ваня был рядом, он массажировал мне спину и кричал не тужься, когда сдерживать это давление уже не было сил. Почему-то в момент схватки я думала про братьев Карамазовых и еще про каких-то братьев. В самом конце мне уже не всегда удавалось сдерживать потугу и тогда потуга прорывлась через мои усилия, а я в это момент просто рычала или делала что-то похожее. Наверное, страшный звук получался.
|